Сайрес Смит был химиком-технологом!

— Когда-то много лет назад ученые Бауманского училища (тогда Технического училища) пришли к выводу, что для Российской империи, для России очень важна подготовка химиков-технологов, — Александр Евгеньевич предварил наш разговор исторической справкой. — В России понимали всегда, что химические технологии — это основа для любой индустрии.
Вот два факта, довольно убедительных, для того, чтобы понимать, о чем идет речь. В 1903 году Московское промышленное училище, в здании которого находится сейчас наш университет, было названо именем Александра II, известного проводника широкомасштабных реформ. Второй эпизод связан с созданием нашей индустрии, с созданием нашего оборонного комплекса. Вопрос о слиянии политехнических университетов различных специальностей в 1930-е годы был решен в пользу специализированных вузов и, собственно говоря, это и позволило создать индустрию Советского Союза и обеспечить национальную безопасность.
В этом здании создавались советские атомные и водородные бомбы, здесь создавалась обороноспособность нашей страны. Почему мы должны это опровергнуть и делать по-другому? Тем более, когда страна нуждается в новой индустриализации. Мы прекрасно все понимаем, что живем сегодня в эпоху информационной экономики, экономики знания, и что для нашей страны химическая промышленность, химический комплекс может быть локомотивом развития всей экономики. Потому что здесь одна из самых высоких степеней производительности труда, потому что химическая промышленность создает пять рабочих мест в других отраслях. В ближайшем будущем в КНР, которая вкладывает миллиарды долларов в развитие химической индустрии, отрасли, связанные с тем, что называется «химизацией», будут занимать 33% ВВП. Китайцы этим занимаются, Европа, США. Мы себя позиционируем как развитая страна, так давайте такой и будем.

Александр Хачатуров: У нас пять-шесть.

Валерий Швец: Дело не в процентах, дело в самой структуре. У нас была химическая промышленность на мировом уровне. Когда в 90-х годах стало все рушиться, в результате потери рынка и потери конкурентоспособности товаров прежде всего разрушилась химическая промышленность. Потому что там такие особенности — очень большие цепочки переделок, из одного в другое, в третье. Одно звено вырвал — всей цепочки нет. Что стали делать другие предприятия, чтобы выжить? Все перешли на импорт. Доля импорта в химической промышленности сейчас в абсолютной величине где-то 45 млрд долларов, это в три раза больше, чем весь оборонный экспорт, и вдвое превышает экспорт химической продукции. И до сих пор это остается — структура как разрушилась, так и не поменялась.
Что у нас есть? Крупнотоннажные продукты — минеральные удобрения, крупнотоннажные полимеры и крупнотоннажная нефтехимия. Все. Причем по доле переработки нефти в эти продукты мы сильно отстаем от Ирана, Саудовской Аравии и от всех развивающихся нефтедобывающих стран.
Стратегия развития химической промышленности развитых стран строится на разработке и выпуске высокотехнологичной продукции сложных пределов, которая кардинально меняет потребительские свойства конечной продукции или создаёт принципиально новые. В Россию вся эта продукция импортируется практически в полном объёме. Разработанная правительством стратегия развития химической промышленности до 2030 года построена в прежнем русле стратегии развивающихся стран с перспективой приблизиться к ним (но даже не догнать). В отличие от развитых стран, у нас фактически нет современной химической промышленности.

А.Х.: Мне кажется, что речь идет не о консервации сегодняшнего состояния, речь идет о перспективах развития для нашей страны. И как мы уже говорили, химическая промышленность может быть локомотивом развития.

В.Ш.: И должна быть! Без нее просто ничего не случится. Совсем ничего.

В.Ш.: Да все! Если взять пример с МИХМом — все, он кончился. Нет МИХМа. А что нас ждет?

А.Х.: Московский институт тонких химических технологий — один из вузов, которые в свое время были созданы на базе Менделеевского университета. И, обратите внимание, была сделана специализация, созданы были отдельные вузы. Так из нашего университета вышел Институт пищевой промышленности и многие другие вузы, потому что в Советском Союзе люди понимали, что должны быть узко заточенные специалисты.

В.Ш.: А наш вуз — единственный вуз, который весь перечень химических специальностей и направлений до сих пор сохранил.

В.Ш.: Полный комплект. А если нас присоединят к МИСИС? Зачем им нефтехимия?

А.Х.: Конечно, это необходимое развитие такого вуза, который занимается цветными, тяжелыми металлами, сплавами. Но вот какая вещь, цивилизация человеческая развивалась по пути дифференциации — мы от натурального хозяйства перешли к специализации. Интеграция идет на уровне процессов, но не на уровне функций. Человек должен быть на что-то заточен, он должен понимать ту отрасль, в которой он работает. Он не просто инженер. Это только Сайрес Смит из «Таинственного остова» знал все!

В.Ш.: Но Сайрес Смит был химик-технолог!

А.Х.: Вот поэтому и знал все. Химическое образование — это уникальное образование. Мы носим имя Менделеева, мы выстрадали его. Мы боролись и заслужили за несколько десятилетий называться его именем.

А.Х.: Дело в том, что Менделеевский университет знают во всем мире. Я стажировался в одном американском университете, и мне нужно было для экспериментов сделать установку из стекла. В лаборатории я разговорился с мастером-стекольщиком. И он говорит: «А я знаю вашего ректора!». Представляете? Университет где-то там на другом конце мира, стеклодув знал нашего ректора, потому что знал, что тот большой стекольщик. Вот это было значение Менделеевского университета. И куда бы ты ни приехал — Mendeleev University. Это имя заслужили наши ученые, специалисты, наши выпускники. Они по всему миру работают, потому что они получили базовое образование. Не важно, в какой области ты готовишь, важно — какова школа в этом университете, потому что она должна созреть. Университет для этого должен прожить большую жизнь. Потому что передавать знания — это же не просто прочитал учебник и пересказал, мы же знания продуцируем, мы их производим.